52 предложения со словом «хаджи»

сказала княгиня, слыхавшая уже несколько дней о переговорах с Хаджи-Муратом и предполагавшая, что у ее мужа был сам Хаджи-Мурат.

Хаджи-Мурат расспросил подробно о том, какими именно словами отвечал Воронцов на предложение Хаджи-Мурата выйти к русским.

Оставив Хаджи-Мурата у жены, Воронцов пошел в канцелярию, чтобы сделать распоряжение об извещении начальства о выходе Хаджи-Мурата.

А кстати, ты, Хадж Амин, в те времена не был еще ни хаджи, ни Амином.

С тех пор как Баки-Хаджи совершил Хадж, он стал главным смотрителем родового кладбища.

В тот же год Баки совершил Хадж и стал Баки-Хаджи, после чего его авторитет стал непререкаемым.

Зейнат обращается к Хадж Амину и произносит громко, так, чтобы все слышали: «Я вас побеспокоила, Хадж-ага».

Тоном, полным благодарности и признательности, Хадж Амин говорит: «Ну что вы, Хадж-ханум!

Зейнат придвигает свой стул поближе к Хадж Амину, садится поудобнее и невозмутимо говорит: «Это не так, Хадж Амин!»

В Коране написано, – сказал Хаджи, – что все в мире имеет свою грань и свой конец, за исключением воли Аллаха.

Ты угадал, господин: Асланом Хаджи-Али зовут меня.

Недавнее поражение мюридов под Аргуанью слишком живо запечатлелось в убеленной сединами голове Хаджи-Али.

Ты еще так молод, юноша, – положив ему руку на плечо, произнес Хаджи-Али, – а искушения велики.

Хаджи-Али и Гассан принялись за еду.

Двое из присутствующих, Кибит-Магома, бывший наиб Тилетльский, и ученый алим Ташау-Хаджи, почтительно приблизились к имаму и взяли его под руки.

В ту же минуту из толпы их выдвинулся старик Хаджи-Али и сказал, указывая на незнакомца:

Стражи с радостью впустили Хаджи-Дмитрия к Петро.

Хаджи-Дмитрий поднес к лицу его фонарь, и когда Петро приподнял на него прекрасные очи и сказал ему:

Хаджи-Дмитрий плюнул ему три раза в очи и воскликнул:

И Хаджи-Дмитрий долго не молвил слова ему, чтобы свою душу не погубить.

Князь опять задумался и сказал Хаджи:

Хаджи-Дмитрий поклонился ему низко и сказал:

Стал жить Петро у Хаджи-Дмитрия, купца богатейшего.

Гневен и бурен дома был Хаджи-Дмитрий и на руку слишком был скор.

И снова отходил от него в смущении Хаджи-Дмитрий.

Поклонился Петро в ноги Хаджи-Дмитрию, купцу богатейшему;

Труд его благословен был, и черви кишмя кишели по шелковичным веткам, дотла объедая их в беджеклыке Хаджи-Дмитрия, богатейшем в городе.

Радовались оба, и Хаджи-Дмитрий и Петро, на них.

Однако враг рода человеческого не хотел дать отдыха сироте и внушил молодой и честной супруге Хаджи-Дмитрия к молодому Петро греховное чувство.

а у Яни лицо разбойничье – так что ночью он мне снится и я боюсь и кричу на ложе моем супружеском, и господина нашего, Хаджи-Дмитрия, беспокою.

Красив ты был, Петро, и в бедной одежде, а в этой ты много лучше даже мужа моего Хаджи-Дмитрия.

Обезумела от страсти жена Хаджи-Дмитрия и с утра и до утра думала о нем.

Просыпался и Хаджи-Дмитрий и спрашивал ее:

Они вспомнили кавказскую историю, которую я им рассказывал давно, и я стал опять рассказывать об абреках, о казаках, о Хаджи-Мурате.

То был персиянин Хаджи-Кахар-Фахрудин.

Лучшие произведения последних лет жизни – повесть «Хаджи-Мурат» и драма «Живой труп».

и при этом на закате жизни продолжал сочинять одно из своих вершинных произведений – повесть о Хаджи-Мурате!

С 1896 по 1904 год был написан «Хаджи-Мурат» – последнее у Толстого большое художественное произведение.

В 1851 году Хаджи-Мурат оказался в непростом положении.

Говорили, будто Шамиль несправедливо обвинил Хаджи-Мурата в последних поражениях, которые потерпели горские отряды.

Воронцовым, Хаджи-Мурат обсуждал с ним возможные планы своего участия в боевых действиях.

Впрочем, положение осложнялось тем, что семья Хаджи-Мурата осталась в руках Шамиля.

Голову Хаджи-Мурата привезли в Тифлис как бесспорное свидетельство его смерти.

Эти слова были сказаны во время работы над «Хаджи-Муратом».

Историки войны на Кавказе довольно подробно говорили о событиях, связанных с переходом Хаджи-Мурата на сторону его недавних противников.

Корганова: у него в доме Хаджи-Мурат жил перед своим побегом обратно в горы.

В случае с Хаджи-Муратом такая задача была особенно трудной.

Но почему именно судьба Хаджи-Мурата, опального сподвижника Шамиля, так властно увлекла Толстого?

В них наметился и особый характер поэзии «Хаджи-Мурата».

К солдатам выходят горцы, посланные Хаджи-Муратом сообщить, что он готов перейти к русским.

«Как он был бы хорош, если бы не этот обман», – однажды сокрушенно заметил он о Хаджи-Мурате.

Трудно сказать, насколько Хаджи-Мурат в действительности был таким.